Елена Павлова - Ряд случайных чисел [СИ]

— Ах, ты еще и ржешь? — Лиса хлестнула его мочалкой. — Пошел вон, скотина! Да я тебя счаз! Ах, ты!.. — удары сыпались один за другим..

— Я не нарочно, Лиса! — хохотал Донни, спрыгнув с полка и пытаясь увернуться от разъяренной Лисы, от злости забывшей даже про собственную наготу. — Че-естно! Я засну-ул! Ай, не надо! Перестань, тебе мыло в глаза попадет! Ну вот, я же говорил! — мыльная башня развалилась, Лиса яростно терла глаз, стоя посреди бани. Донни подхватил ведро с водой, как оказалось — холодной, и вылил ей на голову. Она взвизгнула от неожиданности, и на мгновение замерла, хватая ртом воздух, мокрые волосы облепили лицо. Все, понял Дон, или сейчас — или уже никогда. Он прижал к себе горячее мокрое тело и вложил в поцелуй все, чему когда-то учила Лья. Поцелуй инкуба. Взять немного энергии, разогнать в себе, чтобы скопировать рисунок — и отдать, отдать больше, чем взял, сколько можешь, сколько есть, чтобы вспыхнула и загорелась!.. Если все удастся — получишь сторицей, если нет — сам дурак… Напряженное в сопротивлении тело вдруг обмякло в его руках, он даже забеспокоился — перестарался? Потеряла сознание? Нет, слава Жнецу, нет! Это ответ! А что с энергией? Мать моя Перелеска, горечь-то какая! Неужели ничего уже не исправишь? Но останавливаться нельзя, она никогда больше его к себе не подпустит, он это прекрасно понимал. И продолжал целовать, обнимая, пряча ее от нее самой в своих объятиях, от бури новых ощущений, шквала незнакомых эмоций, вызывавших смятение и страх. А Лиса, как ни старалась, так и не смогла потом вспомнить, каким образом они оба оказались на полке. Она впала в какой-то транс, не было сил даже открыть глаза. Только тело само выгибалось под его руками и губами, да накатывала темная жуть перед чем-то совершенно сокрушительным и непозволительным, уничтожавшим если не рассудок, то уж самообладание полностью и наверняка. Что же ты со мной сделал? Я же теперь не смогу посмотреть на тебя, чтобы не вспомнить и не сгореть со стыда за то, что чувствовала… Никогда, никогда не смогу…

— Лиса-а, — шепнул он, прикусив ее ухо. — Ты жива? — и поморщился украдкой. Горько! Горько!

Ухо жарко полыхнуло, она что-то пробормотала, не открывая глаз, слабо качнула головой. Не заставляй меня говорить, я не могу, я потерялась, растворилась. Человек не должен настолько терять себя…

— Что — «м-м-м»? — возмущенно прошептал Дон. — Это, между прочим, еще не все! Ты, между прочим, еще девочка!

Сквозь одурь, застилающую сознание, до нее все же дошло, что он сказал — и глаза изумленно раскрылись сами собой.

— А… когда… все? — растерянно уставилась она на него, совершенно забыв, что никогда не сможет на него посмотреть…

— В первую брачную ночь! — с важной назидательностью объяснил он. — Ты выйдешь за меня замуж?

Лиса даже задохнулась, хотела выпалить что-то возмущенное… и захохотала. Всю обиду, все потрясение от только что испытанного — все смела эта лавина. Она опять не владела собой — смех владел ею. А Дон прижимал к себе содрогающееся от хохота тело и чувствовал себя счастливейшим вампиром в Мире. У него получилось! Горечь ушла, растворилась, он валялся в стоге сена на солнечной опушке соснового леса и грыз яблоки. Только на самом краю проскальзывала слабая нотка полыни и холодок мяты, но это пройдет, это уже не страшно. Он постарается сделать так, чтобы это прошло. Спасибо, Лья!

Из бани они ушли только под утро, когда та уже совсем выстыла, и Лиса начала мерзнуть. А кто виноват? Кто, отхохотавшись, объявил, что — нет уж, девочкой она из бани не выйдет? Вот и… Ну и…

Следующим вечером они тихо сбежали в ближайший городок и отдали по капле крови на печать Утверждения. Свою печать Лиса для такого случая сняла — слишком много вопросов вызвала бы процедура замужества Видящей, случай-то невиданный! Свадьбу решили забабахать потом, когда тревогу отменят. Тогда и устроят ребятам «суприз». А пока не до того. Пока можно вдвоем посидеть у окна маленького кафе с видом на озеро, и поесть мороженого. Лиса задумчиво прислушивалась к себе, сравнивая мироощущение до Утверждения и после. Разница была, и существенная. Все сомнения и неуверенность теперь казались нелепыми, даже смешными, а сделанное — единственно правильным. Есть все — а есть они с Доном, и можно вот так закутаться в теплый мех, пусть и существующий только в ее представлении, и забыть обо всем остальном Мире.

— Вот, это тебе. Не хочешь — не носи, просто так положено, — Дон открыл перед ней коробочку с обручальным браслетом, два свитых стеблями колоса. — А вот это по деньгам не стоит ничего, но очень дорого мне, как память. Пожалуй, ничего дороже у меня и не было. А теперь есть еще и ты. Вот и пусть будет у тебя. Почему-то мне это кажется правильным, — он надел Лисе на шею шнурок с браслетом Лаймона в замшевом мешочке. Лиса не поняла, но согласилась. Ей не трудно, а ему приятно. Пусть. Всеобъемлющий покой царил в ее душе, думать не хотелось совершенно.

Из теплого и солнечного южного вечера шагнули они в промозглую северную сырость и, не заходя в комнату, устроились на ступеньках заднего крыльца. Здесь, пока их не было, опять пошел дождь, мелкий, серый, надоедливый. Дон заботливо укутал Лису плащом. Согреть в своих объятиях он ее не мог при всем желании, скорее заморозить.

— Что-то ты у меня совсем скуксилась! Чем тебя развеселить?

— Не-ет, ну что ты! — покосилась на него Лиса. — Просто… Просто дождь, — пожала она плечами. — Я не люблю такой дождь. Я люблю, чтобы — налетело, прогремело — и солнце, и лужи блестят, и радуга такая! — она даже руки развела, вот какая радуга.

— Ну, солнце — это я не могу. А вот, дай-ка руки… — он, обняв ее со спины, сложил ее ладони вместе, спрятал в своих, потом медленно развел. Семь чистейших сияющих цветов сверкали и искрились на фоне серого дождя, перетекая с одной руки Лисы на другую. Лиса восхищенно ахнула. — Нравится? Я попробую тебя научить, это довольно просто… Ну вот… Ну чего ты?.. — растерялся Дон.

— Это… от счастья… — всхлипнула Лиса, засмеялась, опять всхлипнула. — Мне такого еще никто не дарил! — она пошевелила рукой, радужный мостик послушно повел спинкой. Дон успокоено уткнулся носом в рыжую макушку. Теперь все будет хорошо. Теперь все будет правильно.

Через пару дней, вечером, когда Гром уже ушел на дежурство, явился староста, привел на веревочке обещанного «нажорившегося» поросенка. Рука с чувством острой жалости посмотрела на юркое поджарое существо на тощих длинных ногах и вселенской тоской во взоре — и отправила райна старосту вместе с его даром восвояси.

— Вы, райн староста, с Найджелом договаривались, вот он поправится — и разберетесь. А мы только в бандитах разбираемся, поросята — не наш профиль, — вежливо отговорился Квали.